У Нью-Колледжа есть, как и у любого колледжа, стена.
Которая вокруг и ограждает внутреннюю жизнь, вполне в XIV веке монастырскую, от внешней, вполне светской, греховной и мирской.
Это сейчас они смешались, и неясно, где греховная, а где нет. А тогда! О, тогда, конечно, жизнь монастыря вообще и колледжа в частности была не в пример чище и праведнее, чем жизнь вовне. Town, так сказать, and gown, if you know what I mean. Низкое и высокое. Греховное и праведное. Профанное и священное. Читайте Бокаччо. Или Гоголя. Или Умберто Эко. Они, и далеко не только они, довольно красочно описали праведность монастырской — ну, или бурсацкой — жизни во всей ее полноте и красе. Правда, не для Англии, — но и в Англии в Средние века существовала, как ты понимаешь, ничуть не менее глубокая нравственная разница между жизнью по обе стороны монастырской стены, и стена эти два ну совершенно разных мира обязательно разделяла. До сих пор сохранилась традиция — правда, не в этом колледже, а в соседнем, — вечером, часов около девяти, звонит колокол, созывая разбредшихся по городу членов колледжа на вечернюю молитву, и звонит ровно сто два раза — по числу членов, каждому личный удар колокола полагается. То есть те, кто этот обычай придумал, точно знали, что днем с внутренней (не греховной) стороны стены нет ни одного члена колледжа, все разбрелись по городу — очевидно, чтобы нести за пределы стены высокую нравственность и моральные ценности, которые там, внутри, вырабатывались в изобилии и избытке.
Но вернемся к стене нашего Нового колледжа. Стена, собственно, была в свое время — примерно в том же XIV веке — передана из собственности town, то есть города, в собственность gown, то есть университета. Но как-то так хитро передана, что не полностью gown мог ею, стеной, распоряжаться, а все-таки имелись какие-то обязательства колледжа перед городом. В смысле — город имел право проверять, хорошо ли колледж содержит стену.
В этой стене есть ворота. И есть такой обычай, освященный временем, что раз в год мэр города Оксфорда приходит к этим воротам (которые в обычные дни открыты настежь, но в этот именно день оказываются заперты на много замков) и стучится.
Специально обученный привратник из старших студентов или младших преподавателей открывает специальное окошечко в воротах и спрашивает через окошечко: “Кто такой? Чего надо?” Мэр объясняет, что он, вообще-то, мэр города Оксфорда и пришел проверить, выполняют ли университетские свои обязательства в отношении стены и хорошо ли ее содержат. В смысле — не выпадают ли из нее кирпичи и не слишком ли она закопчена прошедшими пожарами.
Весь смысл сюжета в том, что следует дальше. Щас начальство позову, — говорит специально обученный привратник и хлопает дверцей окошечка прямо мэру в физиономию. В этом, собственно, и состоит идея: этим хлопаньем колледж как бы подтверждает — каждый год, вот уже шесть веков подтверждает, — что плевать он хотел на городские власти, что ему все равно — мэр или последний бомж, что у него свое начальство, совершенно от городских властей независимое, и что это начальство сейчас придет и во всем разберется.
Ну, дальше понятно: выходит ректор Нового колледжа, открывает ворота на всю ширину, обнимается с мэром, с которым они давно и хорошо знакомы (собственно, оба в этом самом Оксфордском университете, скорее всего, и учились), и они вместе со всей публикой — а публики на это ежегодное зрелище набирается порядочно — вполне демократично отправляются в ближайший паб пить джин, виски, вино и пиво, что кому нравится."
Николай Вахтин. "Письма из Англии"
